Пааво Нурми * Paavo Nurmi

(1897-1973)

олимпийский чемпион,

бегун, бизнесмен

Знаменитый король беговых дорожек, многократный победитель Олимпийских игр Пааво Нурми является одним из самых из­вестных финнов в мире. Его характеру были присущи упорство и настойчивость, но также и некоторая угловатость, наклады­вавшая отпечаток на его взаимоотношения с окружающими. Зная на собственном опыте, что такое нужда, Нурми хотел и имел возможность воспользоваться своими успехами в спорте, в том числе и в финансовом плане.

С именем Пааво Нурми у финнов ассоциируется образ человека, жившего в первой половине 20 в., которого с полным основанием называли королем беговых дорожек и которого наряду с композитором Яном Сибелиусом и маршалом Густавом Маннергеймом считают финном, достигшим наибольшей международной известности. Нурми со своими помощниками «нанес независимую Финляндию на карту мира». Для занимающейся спортом молодежи он был ни с кем не сравнимым примером и идолом своего времени. В его характере и натуре присутствовала исконно финская суровость, упорство и настойчивость — качества, которым было просто подражать. Но вместе с тем, наличествовали и довольно своеобразные черты и оригинальность, выделявшие его из общей массы.

Рывок от нужды 

Пааво Нурми родился в Турку в 1897 г. в семье столяра Юхана Фред- рика Нурми вторым ребенком. Отец, происходивший из торпарской семьи из Лоймаа, был хорошим профессионалом. По характеру он был честным, но одновременно замкнутым и жестким. Эти же черты перешли к его сыну, хотя связь отца и сына была прервана ранней смертью Юхана от кровохарканья в 1910 г. Это еще более усугубило положение семьи, и без того испытывавшей нужду и лишения.

Заработков матери, работавшей уборщицей, не хватало, и поэтому Пааво, старший из оставшихся в живых детей, уже в 12-летнем возрасте вынужден был добывать для семьи средства к существова­нию, сначала в качестве посыльного у пекаря, а затем слесарем. Трудности жизни воспитали в будущем бегуне силу воли и приучили его к аскетическому образу жизни. Семья была религиозной, и Пааво в детстве вынужден был часто ходить в церковь, что он не особенно любил.

Физические нагрузки на работе, толкание тележек с товаром вверх и вниз по крутой горке, а также бег по кварталам вместе с другими мальчишками в физическом плане создали основу для растущего талантливого бегуна. Учеба в школе проходила без проблем, средний балл по предметам был 9,38, но продолжить учебу в сложившихся обстоятельствах не представлялось возможным. Вероятно, условия жизни повлияли на психологическое развитие Нурми: проявилось стремление к отшельничеству и замкнутости. Тогда же проявились характерные угловатые черты, во всю заявившие о себе в дальнейшем. Вместе с тем, уже обнаруживался тот исключительный душевный настрой, который в самые лучшие годы карьеры бегуна вылился в удачное соединение силы воли, организованности и разума.

Нурми, все более серьезно занимавшийся бегом, в 1914 г. вступил в Спортивный союз Турку. В том же году он в возрасте 17 лет выиграл первые свои соревнования на дистанции 300 метров. Руководитель клуба Ээро Сорьонен уже связывал с молодым человеком большие надежды, который, по его словам, «бегал как Ханнес [Колехмайнен]». Тот факт, что Нурми, происходивший из рабочей среды, сделал выбор в пользу спортивного общества, в котором преобладали выходцы из буржуазии, указывал, что он уже задумывался о серьезном успехе в состязательных видах спорта, а не только о спорте ради здоровья. Те последствия, которые имела для спорта политическая трагедия 1918 г., заставили его засомневаться и задуматься, не следует ли сменить общество. Этого он, однако, не сделал, а все прочнее включался в буржуазную спортивную жизнь, в силу обстоятельств превращаясь в «капиталиста».

В годы первой мировой войны развитие Нурми как бегуна не было быстрым. Самым важным, пожалуй, было то, что желание бегать сох­ранилось, несмотря на тяжесть внешних условий и неуверенность в будущем. Годы военной службы (1919-1920) сыграли ключевую роль: Нурми стал ведущим бегуном, чего мало кто ожидал. Лаури Пихкала (по кличке «Тахко» («Точильный камень»)), ставший к тому времени одной из ведущих фигур в финском спорте, изначально относился к Нурми скептически. Грубое телосложение, развитая грудная клетка и широкий таз — все это более подходило борцу, чем бегуну на длинные дистанции.

Тренировки Нурми во время службы в армии изменились и стали более систематичными и разносторонними. Крайне аскетический, вегетарианский образ жизни юношеских лет принял более умеренные формы. В армии Нурми привлек внимание тем, что во время марш- броска с винтовкой и вещмешком, наполненным песком, финиширо­вал первым с таким отрывом, что некоторые даже думали, что он отклонялся от маршрута. На самом деле, вместо того чтобы мар­шировать, Нурми всю дорогу бежал. У своенравного Нурми были, конечно, сложности в отношениях с младшим командным составом, однако высшие офицеры относились к нему благосклонно, и ему была предоставлена возможность самостоятельных тренировок. «Тахко» Пихкала, работавший секретарем по делам спорта в военном минис­терстве, добился для него перевода в армейскую школу оружейных мастеров, что подразумевало лучшие возможности для тренировок. Нурми постоянно улучшал собственные достижения на беговых дорожках, и вскоре для него стало реальностью принятие в команду, готовящуюся к Олимпийским играм. В олимпийский 1920 г. уже в отборочных соревнованиях он побил рекорды Финляндии, а его первая зарубежная поездка стала блестящим стартом — выступлением на Олимпийских играх в Антверпене в августе 1920 г.

На пути к вершине: от Антверпена до Парижа

На Играх в Антверпене Нурми в первом забеге на 5 000 метров завоевал серебро, что для олимпийского дебютанта было выдаю­щимся достижением. Задним числом обычно говорили, что лишь неопытность Нурми стоила ему победы. Большую часть дистан­ции Нурми прошел в хорошем темпе, однако, в финишном рывке уступил французу Жозефу Жюллемо, который бежал на удивление хорошо для солдата, оправившегося от отравления ипритом. Нурми взял реванш на дистанции 10 ООО метров, сменив по совету Ханнеса Колехмайнена тактику бега и обескуражив тем самым француза. Нурми также выиграл в кроссе на 8 км и получил еще одну золотую медаль за победу Финляндии в командном беге. Таким образом, домой Нурми привез целых четыре медали. Однако наибольшее восхищение финских болельщиков было по-прежнему адресовано герою Олимпийских игр 1912 г. в Стокгольме Ханнесу Колехмайнену, увенчавшему свою спортивную карьеру в Антверпене победой в марафоне. Нурми, который по-прежнему находился на военной службе, успех на Олимпиаде принес скорое производство в младшие сержанты, а к концу службы он получил повышение до сержанта. Спортивные меценаты выделили ему также стипендию, позволившую ему посещать трехгодичные курсы инженеров-механиков в индус­триальном училище Хельсинки, которые он закончил с хорошими результатами и получил аттестат техника.

В период между Олимпийскими играми в Антверпене и в Париже Нурми сосредоточился на побитии рекордов на дистанциях от 1 500 до 10 000 метров. В 1921-1923 г. он установил восемь мировых рекордов на разных дистанциях. Таким образом, на Олимпийские игры 1924 г. в Париже он отправился в качестве отлично подготовленного фаворита, чья карьера приближалась к зениту. Сначала он одержал ошеломляющую победу на дистанции 1 500 метров, а меньше чем через час после этого уже участвовал в забеге на 5 000 метров. Бег Нурми был хорошо построен тактически, он периодически посматривал на свои часы, ставшие к тому времени знаменитыми, и не позволял другим застичь себя врасплох, оставляя позади себя даже своего сильного соперника Вилле Ритолу. Результат был потрясающим, но все же не совсем неожиданным: накануне олимпиады Нурми опробовал эту жесткую схему дома, установив мировые рекорды на обеих дистанциях с промежутком в час между забегами.

Третья золотая медаль в Париже досталась в ходе драматического кросса, проходившего в безжалостную жару — 36 градусов в тени. Из 39 стартовавших спортсменов 24 человека потеряли сознание, среди них три финна. Нурми и Ритола вновь были первыми, однако, нужен был третий финалист. Наконец, в дальнем конце стадиона появился Хейкки Лииматайнен, последний из финнов. Муки финнов на этом не закончились. Лииматайнен ошибся с финишем, свернул слишком рано и направился в раздевалку, и лишь благодаря крикам и жестам догадался вернуться и, с трясущимися коленями, закончить дистанцию. На следующий день, когда часть спортсменов, накануне потерявших сознание, еще находилась в больнице, Нурми вновь одержал личную победу в командном состязании на 3 000 метров, в котором участвовали в основном новички. Он стал самым прочным звеном в команде Финляндии, превосходившей по силам команды других стран.

У Нурми были хорошие шансы на то, чтобы завоевать золотую медаль и в беге на 10 000 метров, но он вынужден был упустить его. Руководство команды приказало ему пожертвовать этой дистанцией в пользу Ритолы, действительно одержавшего победу. Утверждают, что этот случай всегда удручал Нурми. Как бы то ни было, вскоре после Игр он получил моральное удовлетворение, установив на этой дистанции мировой рекорд. В Финляндии в честь Нурми были устрое­ны грандиозные торжества, и правительство стало инициатором уве­ковечения героя спорта в бронзовой скульптуре.

Находясь в лучшей форме, Нурми после Парижской Олимпиады отправился в США, где в зимний сезон 1924-1925 гг. достиг леген­дарных результатов. За три месяца он принял участие в 55 забегах, проиграв лишь один и еще один прервав из-за острой боли. Были основательно обновлены рекорды для закрытых помещений. Это турне произвело в Новом свете настоящую сенсацию. Нурми принимали как знаменитость, он даже был принят президентом Кельвином Кулиджем. Истории о «летающем финне» или о «финне- призраке» заполнили полосы газет, смаковавших, среди прочего, манеры питания Нурми («он бежит в одной руке с часами, в другой — с салакой»). По оценкам финансистов, Нурми своим бегом добыл для Финляндии заем в 400 миллионов марок. Уже тогда в американских газетах встречались утверждения, что Нурми и сам заработал 25 000 долларов, однако никаких конкретных подтверждений тайного профессионального занятия спортом предоставлено не было. Несом­ненно, турне, ставшее грандиозным успехом Нурми, прибавило гор­дости американским финнам, особенно если учесть, что еще были свежи в памяти блестящие олимпийские успехи Вилле Ритолы, уже долго жившего в Америке.

«Карьера на мелководье»: успехи и проблемы

Поездка в Америку потребовала, однако, своего. Ее программа была настолько обширной, что утомленный Нурми уже был не в состоянии достичь той пиковой формы, в которой он был во время Игр в Париже. Медленно, но неуклонно его карьера поворачивала к закату. Правда, в 1926-1927 гг. ему удалось установить еще пару мировых рекордов, но он потерпел также несколько поражений. На его настрой также влияли симптомы физического утомления: ревматизм и боли в ахиллесовом сухожилии. Типичные для спортсмена страхи по поводу перетренированности все больше выходили на поверхность. Конечно, вполне вероятно, что он преувеличивал эти факторы, чтобы ввести в заблуждение своих соперников. К Олимпийским играм 1928 г. он подошел в прекрасной форме и выиграл в Амстердаме золотую медаль в беге на 10 000 метров, ненамного опередив Ритолу. Оба соперника получили травмы в беге с препятствиями в отборочных соревнованиях, но смогли занять высшие места на 5 ООО метрах. Ритола победил, а Нурми с трудом взял серебро, опередив своего опасного соперника, Эдвина Виде, финна, переехавшего в Швецию. Болельщики могли увидеть необычное зрелище: после финиша Нурми в изнеможении сел на землю. В беге с препятствиями на 3 ООО метров ему также досталось лишь серебро, а победил его земляк Тойво Лоукола, специализирующийся на этом виде. Бег с препятствиями не был для Нурми основным видом, и яма с водой особенно причиняла ему неприятности. Но жажду успеха приходилось утолять в новом виде, так как любимый Нурми бег по пересеченной местности был исключен из программы Олимпийских игр после драматических событий на Играх в Париже.

После Олимпиады в Амстердаме осенью 1928 г. Нурми установил рекорды на сверхдлинных дистанциях (15 000 — 20 000 метров и часовой забег). Он также участвовал в соревнованиях в США и даже всерьез обдумывал переход в профессионалы, но контракта не последовало. Лишь в 1940 г. он съездил в Соединенные Штаты, сопровождаемый Тайсто Мяки, новой звездой в беге. Их целью было завоевать симпатии к Финляндии, подвергшейся нападению со стороны СССР.

С наступлением 1930-х гг. Нурми стал реже участвовать в соревно­ваниях. Частично это было связано с тем, что он сосредоточился на сверхдлинных дистанциях, требующих более длительных перерывов для восстановления сил. Подобно Ханнесу Колехмайнену, он мечтал закончить свою карьеру победой в олимпийском марафоне. С прибли­жением Олимпиады 1932 г. Нурми вновь достиг наилучшей формы. В пробном забеге на короткую марафонскую дистанцию (40 200 метров) он победил с убедительным отрывом и установил неофициальный мировой рекорд. Забег проводился на шоссе между Выборгом и Хейнъёки. Опытные соперники попытались измотать Нурми быстрым темпом на старте, но сами попались в собственную ловушку. После того, как Нурми финишировал, Армас Тойвонен, ставший вторым, отстал от лидера почти на два километра, а большинство участников сошли с дистанции.

Нурми назвал этот забег «детской забавой», хотя прежде, даже на тренировках, не бегал дистанции длиннее десяти километров. Однако на Олимпиаду в Лос-Анджелесе ему довелось попасть лишь в качестве туриста, к тому же с больной ногой. Все более отчетлив был критицизм, исходивший главным образом из Швеции и связанный со скрытым профессионализмом Нурми. Было начато настоящее разбирательство в связи с вознаграждениями, выплаченными Нур­ми на соревнованиях в Германии. Международная любительская легкоатлетическая федерация (IAAF), возглавляемая шведом Ю.С. Эдстрёмом, 13 голосами против 12 запретила Нурми участвовать в Играх. Это стало горьким поражением также для Урхо Кекконена, будущего президента Финляндии, а в то время одного из ведущих официальных лиц финского спорта, выступавшего в качестве энер­гичного «адвоката» Нурми. Разгневанный этим, он на несколько лет заморозил отношения между Финляндией и Швецией в области спорта. Международная карьера 35-летнего Нурми была теперь закончена. Еще пару лет он выступал в соревнованиях в Финляндии, а в сентябре 1934 г. окончательно попрощался с беговой дорожкой.

Еще одно мгновение славы: олимпийский факел в Хельсинки в 1952 г.

Карьера бегуна уже закончилась, однако приближались Олимпийские игры 1936 г., и опыт и знания Нурми оказались востребованными. Его пригласили в тренерский комитет Спортивной федерации, и он тренировал финских бегунов на длинные дистанции для Игр в Берлине. «Он командовал как фельдфебель новобранцами», — такова была типичная характеристика подходов Нурми к тренерской работе. Нурми, побывавший на Играх 1936 г. лишь в качестве тренера, без сомнения был удовлетворен блестящим успехом молодого поколения. Широкая публика смогла увидеть самого Нурми последний раз в 1952 г. во время Олимпиады в Хельсинки, когда он в возрасте 55 лет внес олимпийский факел на стадион. Даже среди стоявших на поле спортсменов возник хаос, поскольку люди хотели как можно ближе увидеть красиво вышагивающего всемирно известного бегуна. Позже выяснилось, что потребовалось много усилий, чтобы уговорить Нурми нести факел. Вся затея чуть было не потерпела фиаско, когда чрезмерно усердный полицейский попытался не пропустить машину с Нурми на стадион. Водитель проехал напролом, опасаясь, что разозлившийся Нурми осуществит свои угрозы отправиться домой.

Тотальные тренировки

В целом на Олимпийских играх Нурми выиграл девять золотых и три серебряных медали. В личном первенстве он побил 25 мировых рекорда на 15 различных дистанциях; еще один рекорд был установлен в эстафете в составе команды Спортивного союза Турку на дистанции 4 по 1500 метров в 1926 г. Большое количество рекордов отчасти объясняется тем, что в англосаксонских странах был распространен бег на милевые дистанции, что было не вполне привычно для других стран. В целом, он двадцать раз становился чемпионом Финляндии на разных дистанциях и дважды на эстафетах. Кроме того, он дважды побеждал на чемпионатах в закрытых помещениях в Англии и один раз в США.

Секрет успеха Нурми кроется, прежде всего, в его в высшей степени профессиональном умении тренироваться как в физическом, так и в духовном плане. Он был подобен некоей машине, которая методично крушила соперников, часто уже заранее. Нурми, как никто другой не любивший проигрывать, умело использовал фактор психологического преимущества. В молодом возрасте он обескураживал соперников своим резким стартом. Правда, существует другое психологическое объяснение: это было скорее «паническим бегством» и проявлением боязни финишного рывка, чем умышленным действием. С возрастом, когда сил стало меньше, Нурми превратился в умного и опытного тактика, который вплоть до финишной прямой держался за лидерами, а затем менял темп и вырывался вперед.

У Нурми, без сомнения, были какие-то гены, подходящие для бегуна, но никаким исключительным природным талантом его не считали. Его превращению в великого бегуна способствовали стальная сила воли, прекрасный тактический ум, а также, прежде всего, всеохватывающая система тренировки и подготовки, разра­ботанная и испытанная им самим, система, которую называли прямо таки научной. Он с большим интересом читал всю литературу в этой области, познакомившись, в частности, с руководством по тренировкам, содержащимся в мемуарах великого бегуна начала 20 в. шотландца Альфреда Шрабба, и в первую очередь с таблицей интервалов его знаменитого бега в Глазго в 1904 г., приведшего к установлению мирового рекорда.

К ходьбе и длинным тренировочным пробежкам Нурми добавил тренировки с интервалами, основанные на американской системе. Тренировки достигли наибольшей интенсивности в 1924 г., в год проведения Парижской Олимпиады, когда с апреля по сентябрь он тренировался трижды в день. Сначала была утренняя ходьба на десять километров с легкими пробежками, затем душ и физические упражнения. В течение дня он пробегал пять километров на время, а вечером — еще 4-7 километров. Ему особенно нравились кроссы, и он очень любил сложные трассы.

В ходе упорных тренировок Нурми выработал свой собственный стиль бега, так называемый «бедерный ритм», когда за счет выталки­вания бедра вперед шаг становится длиннее и тело слегкараскачивается взад и вперед. Над удлинением шага он, в частности, работал, бегая по железнодорожным путям вслед за поездом и держась за буфер. Стиль длинного шага, подразумевавший также хорошую работу рук, делал бег красивым и легким, правда, с точки зрения бегущего сзади он был обманчивым и вызывал стресс. Высокий шаг, конечно, давался непросто, но благодаря упорным тренировкам Нурми держал себя в форме и выработал соответствующий ритм равномерного дыхания. Нурми, при его среднем росте, имел также средние физиологические показатели. У него были нормальные для спортсмена сердце и частота пульса, хотя в Америке это последнее обстоятельство обыгрывалось остроумным выражением: «Самый низкий пульс, самая высокая такса».

У Нурми можно обнаружить модели поведения, свойственные действительно великим спортсменам независимо от времени, страны и вида спорта. Он очень неохотно участвовал в соревнованиях, если не был в этот момент в высшей форме. Нурми постоянно просчитывал, где и когда нанести удар по своим основным соперникам и молодым конкурентам. Он относился с легкостью и пренебрежительно к незна­чительным, рутинным соревнованиям, а устанавливать рекорды пред­почитал на небольших соревнованиях, устраиваемых специально для этого. Поговаривали, что он не всегда выкладывался до конца, чтобы оставить возможность для улучшения рекордов в дальнейшем. Такой подход был позднее доведен до крайности русским прыгуном с шестом Сергеем Бубкой, увеличивавшим мировой рекорд буквально по сантиметру- и ставшим миллионером. В случае с Нурми в дальнейшем появилось множество спекуляций, что он разбрасывал свои силы и что если бы он всерьез сосредоточился на какой-нибудь одной дистанции, это привело бы к потрясающим результатам.

Нурми, превративший свое увлечение в стиль жизни, без сомнения был самым осведомленным человеком своего времени в отношении всего того, что касалось подготовки к бегу на длинные дистанции, и это давало ему преимущество над соперниками. Следует также заме­тить, что уровень развития легкой атлетики после первой мировой войны, в 1920-е гг., вообще не был слишком высок, и бегунами на длинные дистанции высшего класса могли похвастаться лишь несколько европейских стран и США. Высокие позиции Финляндии подкреплялись медалями Нурми за победы в командных видах, которые позже были исключены из олимпийской программы. Оказа­лось чрезвычайно непросто догнать Нурми по количеству олим­пийских медалей. Лишь в 1980-1990-е гг. это удалось сделать амери­канскому спринтеру и прыгуну в длину Карлу Льюису.

Из любителей в скрытые профессионалы

Нурми был вполне современным спортсменом также в том смысле, что, пожив в нужде, он хотел и был в состоянии извлечь экономическую выгоду из своих спортивных достижений. О «коричневых конвертах» шептались еще в 1920-е гг., но спортивному руководству Финляндии удавалось какое-то время замалчивать проблему скрытого профессио­нализма. Идеализация большого спорта и Олимпийских игр стала ключевой чертой спортивной политики Финляндии, способом быстрого и эффективного повышения международного престижа молодого государства. В соответствии с олимпийскими идеалами, под этим подразумевалась пропаганда «чистого», любительского спорта.

Предположения, что Нурми участвует в «забегах ради кошелька», появились, как уже было сказано, во время его знаменитого амери­канского турне. Распространению этих слухов способствовало то, что его делами в Соединенных Штатах занимался американский финн Хуго Квист, известный посредник в профессиональном спорте, который наверняка сам зарабатывал неплохие проценты, хотя и умер в нищете. Вскоре после возвращения из Америки Нурми оставил наемную работу. Это указывает на то, что он верил в возможность зарабатывать на жизнь за счет бега и сопутствующей славы. Стало легче и с передвижением, так как он получил в подарок от импортера автомобиль Крайслер Сикс. Эта машина была довольно редкой в Фин­ляндии, даже для семей городского среднего класса.

В одном из газетных интервью после поездки в Америку Нурми заметил, что существует противоречие между идеалами и «поли­тической рекламой». По его мнению, Финляндии нужно было либо уйти от «призрачной боязни нарушения правил любительского спорта», либо вернуться к «спорту ради здоровья» и отказаться от целей, недостижимых идеалистическими методами.

В 1930-е гг. так называемая «проблема тайного профессионализма» начала обостряться и выходить из-под контроля спортивного руко­водства. Речь шла о сенсационных соревнованиях с участием немно­гочисленных звезд, во время которых, по слухам, из рук в руки переходили большие суммы, чтобы публика не оказалась разочаро­ванной за потраченные деньги. Лапуаское движение, делавшее упор на национальный дух, находилось в полном согласии с процессом коммерциализации спорта. «Каждый финн смеялся, когда речь заходила о любительстве Нурми, Вилле Ритолы и Эйно Пурье». Эти разговоры подогревались интригами в спортивной политике, разжигавшими неприязнь и нуждавшимися в «козле отпущения». Фигура Нурми лучше других подходила для этих целей. С отказом включить его в состав олимпийской команды Нурми, карьера которого уже шла к закату, лишился одной большой возможности для международного успеха, но, по большому счету, уважение, которым он пользовался, от этого вряд ли пострадало. Благодаря гибким решениям проблема соотношения профессионального и любительского спорта позднее потеряла свое значение. Ей на смену пришла проблема допинга, более болезненная с моральной и спортивной точек зрения, поскольку обман напрямую бил по «чистым», или, по крайней мере, предполагавшимся таковыми спортсменам.

Мы вряд ли когда-нибудь сможем точно узнать, сколько Нурми заработал своим бегом. Однако, ходило много анекдотов, наиболее распространенный строился на принципе «марка за метр». Хотя на практике зачастую это было довольно осторожной оценкой. В любом случае, Нурми смог заложить основу своему бизнесу на средства, полученные от бега, и он мог себе позволить при необходимости быть «щедрым». Говорят, что ни одно финское спортивное общество не понесло финансовых убытков от его забегов, вне зависимости от погоды.

От операций с акциями к строительным подрядам

Оставив службу по найму в 1926 г., Нурми в дальнейшем зарабатывал на жизнь спортом и предпринимательством. Не имея никакой под­готовки в области бизнеса, он набирался опыта с той же педантичной решительностью и упорством, что и в беге. Бережливость и деньги, заработанные за счет бега, помогли ему начать бизнес, а операции с акциями увеличили его состояние. Нурми, следивший за финансовой газетой «Финанссилехти», сам позднее отмечал значение этих опера­ций. Среди его консультантов был даже директор Финляндского Бан­ка Ристо Рюти, интересовавшийся большим спортом.

В середине 1930-х гг. Нурми расширил сферу своей предприни­мательской деятельности, став строительным подрядчиком и открыв в 1936 г. магазин мужской одежды в Хельсинки на улице Миконкату. В строительство его завлек старый товарищ по учебе Оскари Туоминен, участвовавший в строительстве здания парламента. В кафе «Колом- биа», в котором Нурми часто бывал, он также много слышал от других завсегдатаев о строительном бизнесе. Именно как строительный под­рядчик он наиболее преуспел, построив в Хельсинки около сорока жилых домов, квартиры в которых он продавал или сдавал в аренду, правда, при этом он отказывал семьям с детьми. Делая упор на высокое качество, Нурми вел все свои коммерческие дела в задней комнате своего магазина одежды, держа, по его собственному выражению, «контору в своем бумажнике». Педантичная скрупулезность, недо­верчивость и прямолинейная манера вести дела, часто казавшаяся грубой, временами порождала проблемы. Подчиненных угнетало то, что Нурми дважды в день приходил проверять, не использовался ли, к примеру, плохой кирпич и нет ли перерасхода гвоздей. Со временем он научился больше доверять своим рабочим. Он также иногда платил рабочим больше, чем другие подрядчики, и избегал конфликтов с профсоюзами. Выделяется также эпизод, когда он в начале 1950-х гг. предпринял попытку преуспеть в области судовладения в качестве владельца грузового судна «Сату». Однако у Нурми вышла ссора с руководителем Союза моряков Финляндии Ниило Вялляри. В конце концов, бурный спор двух упрямцев был улажен, но в результате Нурми охладел к судовладению.

В 1940-50-е гг. строительство в Хельсинки было очень прибыль­ным из-за большого спроса на жилье в связи с послевоенным восстановлением и массовым переселением людей из сельской местности. Нурми, заработавший миллионы, настолько преуспевал в роли бизнесмена и подрядчика, что в старости сетовал на несправедливую, по его мнению, расстановку акцентов в оценке его заслуг перед обществом. Его стало тяготить спортивное прошлое, и, в конце концов, он пришел к полному отрицанию значения спорта в своей биографии. Спортивная общественность тщетно ждала, что он пожертвует какие-нибудь деньги на нужды спорта.

Человек со слабыми нервами

Великие спортсмены, с их ненасытной жаждой победы и эгоцентриз­мом, часто бывают «трудными» людьми. Нурми эти характерные признаки подходили очень хорошо. Изначально по характеру он был застенчивым, угрюмым и скрытным, но по мере роста карьеры и укрепления чувства уверенности в себе к этим чертам все больше присоединялся просчитанный акцент на загадочность, который на близких к нему людей производил сбивающий с толку эффект и, прежде всего, конечно, на соперников. Своенравный, недоверчивый и капризный чемпион много раз испытывал терпение как спортивных руководителей, так и других людей. Общение с ним было трудным делом, как признавал даже «Тахко» Пихкала. «Будет так, как я сказал», — было обычным для Нурми резким высказыванием, которое, без сомнения, лишало всякого желания с ним общаться. Находясь в хорошем настроении, Нурми мог в узком кругу знакомых превратиться даже в веселого собеседника с саркастическим юмором. В сущности, имидж «великого молчуна» был направлен на публику. Никакие характерные для современного спорта проявления бурных чувств с помахиванием руками и кругами почета не входили в репертуар Нурми. К средствам массовой информации он относился довольно недружелюбно, называя творчество журналистов «надуванием воз­душных шариков», что, однако, не мешало ему самому быть автором газетных статей на тему спорта.

В частной жизни Нурми соблюдал чрезмерную бережливость и ежедневный распорядок дня, расписанный по минутам, в котором отступление даже на десять минут было очень большим. Душевное спокойствие он обретал в классической музыке и сам играл на скрипке. Круг его чтения в основном состоял из научно-популярной литературы. Нурми никогда не интересовался политикой, но, в силу обстоятельств, по своему мировоззрению он стал капиталистом и патриотом. Он восхищался Соединенными Штатами как страной, в которой «каждый кузнец своего счастья», и говорят, что он произнес также фразу «лучше быть бедным на Западе, чем свободным на Востоке».

Насколько известно, у Нурми не было близких друзей, и из-за его характера ему было непросто достичь успеха у женщин. Правда, по совету Ханнеса Колехмайнена Нурми еще в 1920-е гг. посещал школу танцев и научился там хорошо танцевать. На практике же даже танцы были для него главным образом тренировкой для «разминки мышц ног», при этом женщины были больше «партнерами по разминке», чем собеседницами. Неожиданная женитьба считавшегося закоренелым холостяком Нурми в 1932 г. на светской красавице из деловых кругов Турку наделала много шумихи. Однако трех лет совместного прожи­вания оказалось достаточно для этой жизнерадостной и терпимой женщины. При этом они продолжали общаться и после развода, поскольку она осталась работать предпринимателем в области одежды. Единственному ребенку этой пары Матти в детстве также досталось нелегко из-за строгости отца. В 1950-е гг. Матти Нурми был бегуном на средние дистанции на национальном уровне. Как «бегун- любитель» он достиг хороших результатов скорее вопреки отцу, чем благодаря ему. По мнению отца, у мальчика не было достаточно способностей.

Пааво Нурми признавал, что страдал от нервного истощения. Это, по его утверждению, было унаследовано от матери. Проблемы с нервной системой, которые он ему удавалось взять под контроль и преобразовывать в позитивную энергию, приводившую к большим успехам, тем не менее, брали свое и накладывали отпечаток на отно­шения с близкими. С возрастом плотная наружная оболочка все же становилась мягче, в чем сыграло свою роль серьезное заболевание. Тромбы в сердце и мозге постепенно ослабляли здоровье Нурми.

Страдания от невозможности владеть своим телом и то, что он вынужден был прибегать к помощи других, были жестоким испы­танием для такого человека, как Нурми. Это проявлялось также в изменениях в психике и выливалось в приступах ярости на спорт за то, что он отнял у него здоровье. В некотором смысле иронией судьбы стало то, что Эдвин Виде, самый сильный соперник Нурми, остававшийся, однако, в его тени, умер в 1996 г. в возрасте ста лет, оставаясь довольно активным почти до самого конца и даже избежав туберкулеза, которого он сильно боялся в молодости из-за тех больших потерь, которые эта болезнь нанесла его семье. Измученный болезнью Нурми основал фонд, носивший его имя, который распределял деньги на исследования в области сердечных заболеваний и подарил городу Хельсинки автомобиль скорой кардиологической помощи. Правда, по мере ухудшения состояния здоровья Нурми потерял веру во врачей.

В годы соперничества отношения между Нурми и Вилле Ритолой были больше недоверчивыми, чем дружественными, но в старости Нурми убедил Ритолу, прожившего несколько десятилетий в Америке, вернуться на родину и даже предоставил ему квартиру в одном из своих домов. По инициативе Нурми для Ритолы была назначена также дополнительная государственная пенсия.

Наследие Нурми

Когда сам Нурми уже прекратил участвовать в соревнованиях, его более молодые последователи еще многие годы продолжали серию блестящих успехов чемпиона. Война, однако, нанесла сильный тра­гический и парализующий удар по сохранению наследия Нурми, значительно ослабив его. После Второй мировой войны бег на длинные дистанции в Финляндии как спортивная дисциплина начал увядать и к началу 1960-х г. находился уже в состоянии глубокого кризиса. Тем не менее, не вызывает сомнения тот факт, что именно культ Нурми помог преодолеть этот кризис на рубеже 1960-70-х гг. Нурми лично вмешался в этот процесс, когда осенью 1966 г. пуб­лично и в жестких выражениях осудил спортсменов за леность и готовность довольствоваться малым. Как полагали, толчком к такому неожиданному для «великого молчуна» выступлению послужило то, что на чемпионате Европы летом 1966 г. Финляндия на ее традиционно коронной дистанции, беге на 10 000 метров, была представлена единственным спортсменом, да и тот сошел с дистанции.

Многие современники и поклонники Нурми на протяжении этого периода играли активную роль в финском обществе, находившемся в состоянии бурного развития, становясь современным обществом все­общего благоденствия. Это общество нуждалось в международном признании, в том числе и в большом спорте. Многим нравилась мысль о том, что этот социальный заказ мог осуществить бег на длинную дистанцию, у которого было такое блестящее прошлое.

Для нового подъема требовалась большая работа, особенно для того, чтобы встали на свои места многие ненадежные составляющие. Но эта работа была проделана, и не без успеха. Нашелся тренер с подходящими для финнов методами — новозеландец Артур Лидьярд. Нашлись талантливые бегуны, которые, поставив на карту все, смогли достичь высшего международного уровня: Юха Вяятяйнен, Лассе Вирен, Пекка Васала. Из них Вирен больше других напоминал Нурми на беговой дорожке. Даже Нурми заинтересовался им и публично похвалил за его работу бедер. Пекка Васала победил на Олимпийских игр в Мюнхене на дистанции 1 500 метров. За день до финального забега Нурми послал ему письмо, чтобы он «во время завтрашнего бега ни на каком этапе не отпускал дальше, чем на метр или два этого кенийца Кейно. Ни на каком этапе. Другие не имеют никакого значения». Больной и старый чемпион мог произнести горькие слова о значении спорта для собственной карьеры, но этим своим посланием он подтвердил, что еще не лишился способности ощущать магию состязания и победы как «чего-то большего, чем жизнь».

Современный мир уже видит в Пааво Нурми только историческую фигуру и мифического героя спорта, подвиги и заслуги которого известны и признаны. С течением времени Нурми все более стано­вится историей, далекой от наших современников. Точно так же, значительно изменились ситуация и подходы в области спорта и культуры. Нурми стал объектом более обезличенного и ритуального преклонения, имеющего самодостаточное значение с точки зрения национального идентитета. Столетие со дня рождения Нурми в 1997 г. стало поводом для торжеств, особенно в его родном городе, Турку. Но другой вопрос, по-прежнему ли сохранение наследия Нурми служит своему изначальному предназначению — стимулированию возрождения финского бега на длинные дистанции.

Автор: Вели-Матти Аутио

Приложение:

Пааво Йоханнес Нурми, род. 13.6.1897 Турку, умер 2.10.1973 Хельсинки. Родители: Юхан Фредрик Нурми, столяр, и Матильда Вильгельмина Лайне. Жена: 1932-1935 (развод) Сюльви Лааксонен, родители жены: Юхан Вильгельм Лааксонен, доктор, и Вендла Огрен. Ребенок: Матти, род. 1932, бизнесмен.