Экскурсия самарских семинаристов по Восточной Финляндии в 1903 г. Статья.

Галкин А. К., Бовкало А. А. 

Из сборника «Санкт-Петербург и страны Северной Европы», Спб., 2003

В XIX в. находившаяся в государственном единении с Российской империей Финляндия достигла больших успехов в культурном и экономическом развитии. При этом множество нитей связывало ее с С.-Петербургом. Так, до 1892 г. православные приходы Великого Княжества относились к С.-Петербургской митрополии. Но и после учреждения самостоятельной Финляндской и Выборгской епархии, ее архиереи много времени проводили в столице империи, участвуя в общецерковных делах. Кадры духовенства для финских приходов по-прежнему готовились в С.-Петербургской духовной семинарии, где почти всегда преподавался и финский язык. В Финляндии до революции духовных школ не было.

Немало событий в истории православия на финской земле связано с именем первого архиепископа Финляндского и Выборгского Антония (Вадковского; 1846-1912) – впоследствии митрополита С.-Петербургского. Он возглавлял епархию 6 лет (1892-1898), а до этого 5 лет состоял ректором С.-Петербургской духовной академии с титулом епископа Выборгского. Архипастыря отличали «широта взглядов, терпимость к иначе мыслящим, простота в обращении и в отношении ко всем, без тени и лицеприятия»i. В сане архиепископа Финляндского он сохранял тесную связь со столичной духовной академией. Присутствовал он в ее храме и 14 октября 1895 г., на монашеском постриге будущего митрополита Петроградского и Гдовского священномученика Вениамина (Казанского; 17 апреля 1873 — 13 августа 1922). Владыка Антоний высоко оценил молодого инока, «близкого ему по духу и убеждениям»,ii и вскоре после своего назначения на С.-Петербургскую кафедру призвал его на пост инспектора столичной семинарии.

В апреле 1902 г. архимандрит Вениамин стал ректором духовной семинарии в Самаре. Здесь заботились о всестороннем развитии питомцев, считая, что “культура есть оправа веры и […] вера сильнее науки, от которой не нужно отгораживаться, как это делают света боящиеся люди. Вера победит разум разумными способами”iii. Новый ректор успешно развивал местные традиции, одной из которых были летние поездки семинаристов.

В начале 1902/1903 учебного г. о. Вениамин объявил о подготовке новой экскурсии. “На нее я возлагаю надежды большие, — писал он. — Все, кто путешествует, будут еще более сильными проводниками доброго влияния в среду массы”iv. Под руководством о. ректора 6 преподавателей, помощник инспектора, духовник и 48 семинаристов посетили Москву, Сергиеву Лавру, Петербург, Новгород, Ярославль, Нижний Новгород… Во время экскурсии, длившейся месяц, велся дневник, который был опубликован в “Самарских епархиальных ведомостях”v. Подготовил его к печати, по-видимому, Константин Аполлонович Казанский, редактор этого журнала в 1902 — 1909 гг. Выпускник Московской духовной академии 1894 г., он с 1897 г. преподавал греческий язык в Самарской семинарии.

Из Петербурга экскурсанты совершили «вылазку» в Финляндию, начав ее с паломничества на Коневец и Валаам. Оба древних новгородских монастыря на островах Ладожского озера с 1892 г. входили в Финляндскую епархию.

Коневецкий монастырь в июне 1893 г. отметил свое 500-летие – юбилейные богослужения возглавил в нем архиепископ Финляндский и Выборгский Антоний. Каменный монастырский ансамбль был создан на рубеже XVIII-XIX вв. «Вторым основателем» обители называют иеромонаха Илариона (Кириллова). Им был написан устав монастыря, в соборе его заботами отделан верхний храм, устроена серебряная рака над мощами св. Арсения Коневского. Имя своего славного земляка архимандрит Вениамин мог слышать еще в детстве – Воезеро, где родился о. Иларионvi входило в благочиние его отца, священника Павла Казанского. На Коневец экскурсанты прибыли 17 июня вечером и после поклонения святыням отправились посмотреть на Конь-Камень. Здесь же семинаристы устроили себе купанье: «нигде доселе не приходилось им встречать такой чистой, прозрачной воды, как в Ладожском озере». А в пятом часу утра они уже собрались в соборе, чтобы петь за литургией, которую совершил о. ректор. Сам архимандрит Вениамин к этому времени успел отслужить утреню – он почти не спал в ту ночь.

В тот же день путники из Самары прибыли на Валаам, где провели трое суток. Они побывали в нескольких скитах, посетили различные мастерские, даже поднялись на колокольню монастырского собора. Строительство этого храма-гиганта, как и многих других построек на Валааме, шло в основном на пожертвования петербуржцев. Оно заняло 10 лет и завершилось в 1896 г. — верхнюю церковь во имя Преображения Господня освятил архиепископ Финляндский Антоний.

Сохранив лучшие впечатления от Валаама, экскурсанты отправились полюбоваться знаменитым водопадом Иматра. Знакомство с Финляндией началось на борту парохода “Валаам”. “Уже и речь здесь не наша: на пароходе добрая половина посторонних пассажиров болтает по-фински”.

Скоро показался Сердобольvii. “Это уже совершенно лютеранский город. Центральное положение занимают две большие кирки и очень скромное место отведено русской церквиviii. И дома тоже какие-то другие, мало похожие на русские”.

На пристани путешественников встретило духовенство во главе с протоиереем Сергием Окуловымix. По своим манерам, речи, даже походке о. Сергий представлял совершенного европейца. “Нет ничего общего между здешним и нашим провинциальным духовенством”, — отмечено в дневнике.

Сердоболь произвел “во всем впечатление тишины и порядка”. Заглянули в окно одного из домов: “вместо иконы распятие, — значит дом лютеранский, судя по внешнему виду, и не очень богатый, но какая в нем чистота, и как все приспособлено к требованиям жизни. На финнах и финках, которые нам попадались навстречу. не заметили ни одного грязного костюма: иной и бедно одет, а на одежде ни одной пылинки. Особенно финки отличаются чистотой и изяществом, при простоте и неизысканности наряда, надписи на домах все — или по фински или по-немецки”. […]

Поразило и здание вокзала. “Здесь — все новое, непривычное. Нет крытой платформы, как у нас; […] нет и той грязи, какая в большинстве замечается на русских железных дорогах. Везде цветы: и в буфетной комнате, и в помещениях железнодорожных служащих, и в руках дам, и в петличках молодых финнов”.

Между Сердоболем и Выборгом пассажирские поезда ходили редко, и протоиерей С. Окуловым заказал для гостей специальный вагон. “Со вторым звонком занимаем вагон и снова чувствуем себя в совершенно непривычной обстановке: вагон светлый, окрашенный внутри светлой краской; двери стеклянные, для удобства пассажиров умывальник и графин с водой; пол только что вымыт, как перед праздником в русском благочестивом доме. Вместо сальных огарков электрическое освещение. Вместо грязных реклам надписи объявлений — на стеклах матовыми буквами. Кондуктор предупредительно вежлив […]. По-русски, впрочем, говорит плохо и недостаток запаса слов восполняет жестикуляцией.

Вступаем в страну “тысячи озер”. […] Едем уже несколько верст, а все еще не видим деревни: здесь, оказывается, нет общинного землевладения: каждый живет на своем участке. Вместо деревень — отдельные усадьбы: домик с надворными службами, иногда два, и около них весь хозяйственный инвентарь и вся земля, которой владеет хозяин. И на всем пространстве — ни одной церкви. […]

На ст. ИААККИМА [Яккима – авт.] поезд стоит пятнадцать минут. Идем осматривать здание вокзала. И здесь тоже — удивительная чистота и уютность. В буфете дело ведется совершенно на других началах, чем в России: нет никаких официантов, кушанья стоят на столе: заплатите марку и кушайте холодное quantum satis, за полторы марки — горячее; за две с половиной — то и другое. Количество провизии определяется вашим аппетитом. […]

После станции появляются в вагоне полевые цветы. Но здесь они — ценность, не как у нас: за право нарвать букет взяли столько-то пенни. […]

В одиннадцатом часу ночи приехали на Иматру. […] Подружившийся с воспитанниками на почве певческого искусства контролер предлагал нам воспользоваться для ночлега вагоном, но мы предпочли найти себе более удобное помещение, послали депутатов отыскивать «отель»[…]. Ночлег был исходатайствован на 55 человек, но боимся, как бы не отказали в помещении. Дело в том, что цифра пятьдесят пять вовсе не производит такого ошеломляющего впечатления, как эта толпа здоровых молодых людей, нагруженных мешками и корзинами. Однако ж, оказывается все благополучно: в наше распоряжение предоставлен целый только что отстроенный дом на берегу реки Вуоксы и вместо кроватей телега сена. На другой день, кажется, вся Финляндия знала о том, с какими неудобствами должен был поместить своих гостей содержатель ресторана: так не привыкли здесь ночевать в подобной обстановке. […]

22 июня поднялись почти с восходом солнца, умылись холодной водой в реке Вуоксе и поспешили смотреть дивное зрелище. […] У конца водопада, с правой стороны по течению, сделано некоторое подобие галереи; с нее открывается вид на весь водопад и на мост, повисший дугой над рекою. Мы занимаем место на выступе скалы, садимся в непринужденных позах и предаемся созерцанию. […] В виду моста строится новый, в готическом стиле, гранд отельx, здание в несколько этажей. […] Отсюда картина еще грандиознее. […]

В обратный путь с водопада спешим изо всех сил. По местам срываем ягоды; по местам останавливаемся вниманием на однодворческих владениях финнов. Как все благоустроено у них: ни одной развалившейся крыши, ни одного полуразрушенного строения. Особенно удивляет то старание, с которым здесь возделывается всякий клочок земли, несмотря на все препятствия, которыми природа обставляет труд земледельца. Миновав мост, идем мимо построек, расположенных на пространстве между станцией железной дороги и водопадом Иматра. Это единственное большое селение, которое мы видели во всей Финляндии. Но как непохоже оно на наши русские громадные села. Магазины за зеркальными стенами, постройки блещут чистотой и изяществом, просторные улицы, около каждого здания чистенький садик. […]

В шесть часов выехали с Иматры, а через семь минут приехали уже на ст. Вуоксенниска и […] размещались на белом финляндском пароходе LOUHI, который повезет нас по озеру Сайма. […] Пассажиров сравнительно немного; прислуги на пароходе также недостаточно […]. Но так уютно в пароходских каютах и такая чистота во всех помещениях, что и на лучших волжских пароходах, пожалуй, не встретить. Поддерживать образцовый порядок тем удобнее, что пароход совсем маленький в сравнении с волжскими, — вдвое. если не втрое меньше”. Через три часа прибыли в Вильманстранд [ныне Лаппеенранта – авт.], где предстояла пересадка на пароход WIBORG. Он, “кажется, еще чище, еще красивее: как лебедь, белый, заново вымыт и выкрашен; металлические предметы вычищены на светло; в каютах горят электрические лампочки”.

После ужина отправились осматривать город: поднялись в гору и прошли по двум главным улицам. Видели русскую церковьxi, библиотеку с читальней и несколько магазинов. Большинство домов на гранитном фундаменте. Магазины ничем не отличаются от частных домов, — никакой рекламы. Нет запоров и сторожевых собак, как у нас в городе. На горе, на самом уже почти краю города, где прямо за домами начинается поле, встретили двух солдат музыкантов, которые делились с нами впечатлениями чужой страны и очень жалели о том, что “русской водки ни за какие деньги не достанешь”.

О. духовник успел подружиться с капитаном, супруга которого приняла на себя все хозяйственные заботы на время пути до Выборга. “Утро 23 июня застает нас при входе в Саймский канал. Это — прогулка по водному бульвару. Средняя аллея бульвара залита водой, почти вровень с берегами; по ней идет пароход; с правой и левой стороны тянутся тропинки, обсаженные березами, за ними — тенистые сосновые рощи, луга и окруженные хвойными деревьями однодворческие поместья финских крестьян. По уютности, благоустроенности и красоте трудно еще сыскать подобную местность на севере. Это финская Малороссия, только еще лучше, еще красивее. […]

Наши юноши уже совершенно акклиматизировались в чужой стране: быстро считают деньги по-фински, знают необходимые слова, завели знакомства с финнами.

За несколько верст до Выборга проехали чрезвычайно красивой дачной местностью. Особенно понравилась одна усадьба на гранитной скале.

Около четырех часов вечера благополучно прибыли к городской пристани. […] В ожидании поезда идем осматривать город. Посетили православный кафедральный соборxii, — здесь сторож показывал нам электрическое освещение храма; видели лютеранский собор с громадной готической колокольней, женскую гимназию, реальное училище, замок, затем прошли по Екатерининской улицеxiii; купили себе ножей и видов Финляндии. Выборг — это уже преддверие столицы. Пожалуй и стольный наш город не везде содержится так чисто и исправно, как эта “финская губерния”. Наше особенное внимание обратил на себя ковер травы в городском саду. Сколько тут положено труда и искусства. Постройки, в большинстве по крайней мере, на европейский лад. Из русских городов напоминают по чистоте отделки разве Одессу и Севастополь. […]

На пути до Петербурга ученики имели возможность дать себе отчет в поездке по Финляндии по альбому, купленному о. ректором в Выборге. Вагон на этот раз превратился в аудиторию. “Помощник инспектора” читал текст; остальные, столпившись около него, рассматривали картинки. Это был очень продолжительный и интересный урок. […]

Итак, за нами — Финляндия. Кто знает, может быть никогда уже больше ее не увидим. Но “чем дальше от предмета, тем он красивее. Надо непременно отойти на расстояние”, говорил мне на Валленкоски мой спутник, смотревший, рядом со мною, как пенились волны и как взлетал на воздух гребень водопада. Вот теперь от нас тоже на расстоянии целая страна. Правда, мы ее очень мало видели, но и того, что видели, достаточно, чтобы навсегда сохранить о ней самое лучшее воспоминание. Финляндия — уютный уголок, на каждой пяди земли которого заметна любящая рука земледельца. Хорошо живется здесь старым соснам: их не вырубают с хищническими целями; хорошо здесь почве — каменистой и неплодородной — ее удобряют и не истощают до основания. Хорошо рыбе здешних озер: ее не вылавливают еще в зародыше. Хорошо здесь и путнику: его взор ласкает приветливая постройка однодворца-крестьянина, скромная, небогатая, но уютная и чистая; внимателен к путнику и сам хозяин, — не смотрит на него, как на предмет эксплуатации. Сама природа, здесь, кажется, идет на встречу туристу своим здоровым и бодрым очарованием: лесные озера, полноводные реки, водопады, которые заставляют по целым часам смотреть на них, не отрывая глаз, и эти длинные, белые ночи с светлыми до утра не потухающими зорями…

Мы не имели случая заглянуть во внутреннюю жизнь Финляндии. Но по чистоте внешней, по трудолюбию, по культурности чисто европейской, которая сказывается на каждом шагу, можно безошибочно сказать доброе слово и о будущности Финляндии. Не без основания жалуется русский солдат, что “водки не сыщешь”, что “напиваться не дают”, что “вместо пива угощают кофе”. Что это все значит, как не то, что нация не отравляет себя алкоголем. Это значит, что ей долго жить на свете, что потомство будет здоровое. Что значит, что, по статистике, в Финляндии так много школ? Это значит, что как бы ни скудна была природа, финн найдет для себя средства сытно прокормить себя и семью и жить в добре и довольстве. И дай Бог! Мы шлем привет и желание счастья гостеприимной стране!.. «

Доброе и уважительное отношение к национальным особенностям финнов, сквозящее в каждой строчке дневниковых записей 1903 г., весьма показательно. Архимандрит Вениамин возил своих питомцев в Финляндию в драматический период ее истории. В 1898-1905 гг. царское правительство вело политику подрыва конституционного строя и автономии Великого Княжества. Многие правые газеты, восхваляя «обрусительные реформы», не брезгали прямой клеветой на финский народ. Святитель Вениамин и словом, и собственным примером всегда учил относиться к окружающим «мирно и без неприязни»xiv. Включив в маршрут экскурсии семинаристов уголок Финляндии, подарив им дорогой альбом с видами этой страны, о. ректор преподал им еще один «продолжительный и интересный урок» добра и благорасположения к людям.

Примечания: