Osip Mandelstam * Notre Dame

Где римский судия судил чужой народ,
Стоит базилика,- и, радостный и первый,
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.

Но выдает себя снаружи тайный план:
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.

Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом — дуб, и всюду царь — отвес.

Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра,
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам.

Missä Rooman tuomari tuomitsi vierasta kansaa,
kirkko seisoo nyt, ja hermot kireimmillään
ristiholvi leikkii lihaksillaan
kuin muinoin Aadam, iloinen esikoinen.

Mutta salainen kaava paljastuu ulkoapäin:
joustavain kaarten voima kannattelee
muurien raskasta massaa, ja toimetonna
on muurinmurskaaja, uskalias holvi.

Villi labyrintti, käsittämätön metsä,
goottisen hengen järkiperäinen kuilu,
Egyptin mahti, kristillisyyden nöyryys,
— tammi ja ruoko — ja luotisuoran herruus.

Mitä tarkemmin, oi linna, Notre-Dame,
tutkin hirviömäistä rintakehääsi,
sitä syvemmin tunnen: vihamielinen massa
on minunkin käsissäni muuttuva kauneudeksi.