Jokin napsahdus ikkunalasia vasten minut aamuvarhain herätti. Vedessä lipui Venetsia kuin kastunut kivinen rinkeli.
Unessa olin kuullut huudon, ja vaikka nyt oli hiljaista, sen jälki kuin vaiennettu merkki häiritsi aamun taivasta.
Se hiljensi mandoliinit, se häälyi kolmikärkenä paikallaan. Kai jossakin joku loukattu nainen oli sen päästänyt kurkustaan.
Se upposi syvälle hämärän pintaan, sen kahva mustana sojotti. Canal Grande, vinosti virnistellen, pälyi ympärilleen kuin karkuri.
Ikävän vallassa, vastahankaan nälkäiset aallot velloivat, gondolit pilkkoivat kahleköyttä, kirveitä laituriin hioivat.
Kaukaa sataman takaa valve unen rippeistä kohosi, ja Venetsia, kuin venetsiatar, rannalta veteen sukelsi.
|
Я был разбужен спозаранку Щелчком оконного стекла. Размокшей каменной баранкой В воде Венеция плыла.
Все было тихо, и, однако, Во сне я слышал крик, и он Подобьем смолкнувшего знака Еще тревожил небосклон.
Он вис трезубцем скорпиона Над гладью стихших мандолин И женщиною оскорбленной, Быть может, издан был вдали.
Теперь он стих и черной вилкой Торчал по черенок во мгле. Большой канал с косой ухмылкой Оглядывался, как беглец.
Туда, голодные, противясь, Шли волны, шлендая с тоски, И гòндалы рубили привязь, Точа о пристань тесаки.
Вдали за лодочной стоянкой В остатках сна рождалась явь. Венеция венецианкой Бросалась с набережных вплавь.
|
Свежие комментарии