1854. Англо-французская эскадра обстреливает крепость Бомарзунд на Аландских островах.
А.В. Ковалевский
Эхо Крымской войны в финских шхерах
В 1850 г. в Палестине разгорелся спор между православным и католическим духовенством о храмах в Иерусалиме и Вифлееме. Под давлением Франции турецкий султан решил вопрос в пользу католиков. Спор из-за святых мест сыграл роль детонатора в давно назревавшем европейском конфликте.
Спасая Турцию от неминуемого поражения, в январе 1854 г. в Черное море вошла англо-французская эскадра. Высочайшим манифестом от 9 февраля (ст. ст.) 1854 г. до всеобщего сведения было доведено о несогласии России с Англией и Францией. В марте русские войска перешли через Дунай. 15 марта английская королева Виктория объявила войну России. Днем позже это сделал Луи Бонапарт.
Так происходили достаточно хорошо известные события, связанные с началом т.н. Крымской войны. Но то, что происходило далее на Черном море, неожиданно также стало затрагивать еще и Северную Европу и, в частности, Финляндию. Противники России начали одновременно пытаться угрожать Петербургу, используя для этого акваторию Финского залива.
Данные события еще до конца не исследовались современными отечественными историками, хотя много достаточно полезных сведений можно было бы почерпнуть об этом в российской периодической печати и, в частности, в газете «Северная пчела» за 1854-1856 гг. Кроме того, безусловный интерес также заслуживают публицистические, а также во многом научные работы, посвященные этим событиям, которые вышли в XIX-нач.ХХ вв.[i] Из этого материала создается достаточно ясная картина всего драматизма для России происходивших тогда на Балтике событий.
Так в предчувствии угрозы, уже 22 февраля русский военный министр сообщил, что главное начальство над всеми войсками и крепостями Великого княжества Финляндского возложено императором на генерал-лейтенанта Рокасовского. Это решение было вызвано военной угрозой для этой части Российской империи.
Однако лишь 24 мая П. Рокасовский представил императору свои соображения: «Общее опасение жителей Финляндии при виде, что обширные пространства не будут заняты войсками, открыты нападению неприятеля, внушают мне мысль составить и повергнуть на высочайшее Вашего Императорского Величества благосоизволение, предложение о сформировании для защиты сих земель военной силы из среды обитателей страны. Нет сомнения, что неприятель употребит все меры обольщения к поколебанию чувства долга и верности в прибрежных жителях Финляндии, но в народном войске он встретит преграду сильную, не столько может быть физическую, сколько моральную. Отразить врага естественное желание. Население, имея в этом войске своих сыновей и братьев, будет искренне сочувствовать его успехам». Рокасовский просил о сформировании первоначально двух батальонов (по 600 человек) из людей Улеаборгской, Вазанской и Абоской губерний. Император «с истинным удовольствием прочитал рапорт и совершенно одобрил предложение и.д. генерал – губернатора». Результатом рапорта стало начало созыва так называемых поселенных войск Финляндии.
Действия Рокасовского во многом были вызваны уже военной активность Ангилии и Фиранции на Балтийском море. Дело в том, что 11 марта 1854 г. из британского порта Портсмут вышел английский флот. Вскоре к англичанам присоединились французы. Войдя в Финский залив в начале мая, союзники затем двинулись дальше на восток в направлении Санкт-Петербурга.
Однако их продвижение в начале было недостаточно стремительным, поскольку явно мешали туманы и то, что в их распоряжении не было опытных лоцманов. Кроме того, из Лондона и Парижа командованию флотилии поступали разноречивые распоряжения, что также не способствовало решительным действиям.
Тем временем в Финляндии также достаточно своеобразно относились ко всему тому, что тогда происходило. 16 апреля, в частности, в Гельсингфорсе был устроен прощальный праздник военным морякам Первого и Второго финских флотских экипажей, которые готовились вместе со своими «русскими собратьями» отразить морские силы англо-французского флота. В заливе стоял линейный корабль «Андрей» и пароход «Олаф» (экипажи которых состояли из финнов), далее к югу расположились корабли эскадры. Сама цель праздника убеждала, что «гром войны вот-вот грянет и у финских берегов». Как свидетельствуют российские источники, праздник начался угощением унтер-офицеров и матросов на просторном казарменном дворе, угощение было от города. С напутственной речью выступил профессор Ильмони: «Уверены, что под предводительством своих храбрых офицеров, состязаясь в доблести с храбрыми русскими соратниками, вы исполните свой долг – докажете верность Государю и любовь к Отечеству – в честь и славу Императорского флага и имени финского воина».
На следующий день состоялся обед для офицеров. После многочисленных тостов во славу и здравие императора, слово взял профессор Цигиус: «Забывая каждый свою заботу, мы собрались здесь не для веселых проводов, а для прощания с нашими дорогими гостями, с иными из них, быть может, навеки. Уже буря войны приближается к нашим берегам. Для благородной души не трудно следовать голосу долга, когда этот голос призывает к благородному делу. Никто из наших моряков, как говорит молва, не прельстился английским золотом, а Второй Финский экипаж сформировался так легко, как будто его ожидали не опасности, а удовольствия. Мы можем только благословить мужество, с которым вы защищаете свое Отечество, и вечно чтить вашу память, если предстоящий бой будет для вас последним». Затем были пропеты стихи к военным финским морякам, сочиненные профессором Топелиусом и положенные на музыку университетским профессором музыки любимым композитором Финляндии Пациусом. В них были, в частности такие строки:
Весь знает край и знаем мы:
Падете ль, победите ль вы,
А ваши честь и флаг
В надежных здесь руках.
С ответом на русском языке выступил начальник Первого финского флотского экипажа капитан 1 ранга Нордман: «Печален час, но высока цель, давшая повод этому празднику. Я со вверенными мне моряками имею счастье составлять небольшую часть нашего флота. Никто из нас, финских моряков, еще не опытных в военном деле, не изведал ужасов морского боя, но мы радостно будем сражаться до последней капли крови».
С криками «ура» слились звуки финляндской народной песни: «Наш край, наш край, родимый край!».
По приближении к берегам Финляндии англо – французов, гражданское население стало вооружатся. Финляндцы сформировали 6-ть стрелковых батальонов, а граждане Або, Бьернберга, Гамле-Карлебю и других городов сформировали на собственный счет вольных стрелков. В Бьернборге отставной капитан Стремберг и купец Борго вооружили 70 стрелков двухствольными ружьями и вместе с войском отправили на форпостную службу.
Финляндское дворянство и поземельные владельцы строили за свой счет магазины для хранения хлеба и лазареты для больных, а финляндки готовили для них корпию и бинты, и составляли общества сестер милосердия для ухода за ранеными.
Финские поселения северной Финляндии установили между собой умеренную цену на припасы, необходимые для наших войск и быстро перевозили войска на своих подводах с одного пункта на другой, без чего не успели бы они вовремя прибыть к делу в Гамле – Карлебю, Або, Гельсингфорс. Все прибрежные города Финляндии, от Выборга до Торнео, загрузили, с большими для себя издержками, свои фарватеры и оградили себя пушками с купеческих судов, снабдив их за свой счет порохом, ядрами и устроили печи для каления ядер.
Абосский купец Берстнер и поручик Юлик отдали под батареи на Руисало свои прекрасные мызы, а дома предоставили для русских войск. Бьернбергский купец Ольденбург устроил и содержал за свой счет телеграфную линию, 35 верст от острова Ревсе до г. Бьернборга. Купцы Кирстерн и Селин с компанией безвозмездно отдали свой пароход «Совинто», а Кирстрем еще две своих шхуны для гребной флотилии.
Камер-юнкер Эдуард Сиверс нанял на свой счет пароход «Выборг» и команду из финляндцев. По его просьбе великий князь генерал-адмирал предписал «причислить пароход «Выборг» к шхерной флотилии и назначить Сиверса в распоряжение Вице – адмирала Епанчина». Финляндия приготовилась к отпору неприятеля.
7 мая 1854 г. пролита была «первая капля крови» на Финляндском берегу. В этот день неприятель на двух судах направился к городу Экенесу. Заведовавший обороной этой части финского побережья генерал-лейтенант Э.А. Рамсай, принял нужные меры для наблюдения за вражескими судами и распорядился распределиться отрядам для защиты. В его ведении находилось всего только одна рота финских стрелков, две роты гренадер и дивизион береговой батареи. В 4 часа пополудни, когда неприятель приблизился на 300 метров, подпоручик Гюллинг приказал своим стрелкам открыть огонь. Первый выстрел был произведен стрелком Финского стрелкового батальона «Кулою» (по шведски — пуля) с такой меткостью, что упали в воду два весла и два гребца были ранены. Солдаты стреляли настолько метко, что баркасу скоро пришлось вернуться на двух веслах. Потом ружья были направлены на суда. Кашевар, у которого англичане опрокинули котел, воскликнул: «Вот я научу вас, проклятые черти, портить вкусное гороховое блюдо!», схватил ружье, бросил свою походную кухню и поспешил под градом пуль в ряды других.
Генерал Рамсай, командовавший наскоро собранными здесь воинскими частями, с большой похвалой отозвался об их стойкости и меткости их стрельбы. Финские стрелки снимали меткими выстрелами храбрецов с рей и с палубы. Отряды, первыми побывавшие в огне, не остались, конечно, без царской милости. Подпоручик Гюллинг получил следующий чин, один хорунжий и артиллерийские офицеры — ордена, нижним чинам были выданы деньги и 15 солдатских «Георгиев».
Укрепления маленького Гангеудда или Гангута, как называл их Петр I, состояли из нескольких слабых старинных фортов. Главные из них находились на островах, а один форт, казармы, дом коменданта и церковь помещались на берегу. В апреле комендантом Гангеудда был назначен подполковник Моллер. Ему шел 66 –ой год, еще при Бородино он был ранен в правую руку и в грудь. Вступив в должность, он донес, что нашел инженерные работы в самом жалком состоянии. В гарнизоне состояло 25 офицеров, 1187 строевых нижних чинов, 82 нестроевых чина и 52 лошади.
10 мая объединенный флот союзников произвел нападение 6 пароходами на передовые Гангеуддские укрепления Густав-Сверн, Густав-Адольф и Скане-Гольм. Первое укрепление могло ответить на огонь англичан только двумя орудиями, а форт Густав – Адольф только одним. И, тем не менее, гарнизон прекрасно выдержал 5-ти часовой бой и даже причинил нескольким судам неприятеля существенные повреждения. Начальником форта Густав-Сверн состоял 70-летний капитан артиллерии Семенов. Борьба с неприятельскими орудиями новейшей системы казалась бесполезной и кто-то из офицеров предложил Семенову выкинуть белый флаг. Но престарелый и больной воин ответил: «Пока я жив и со мною есть хоть один человек, я не сдамся, в крепости взорву собственноручно пороховой погреб и погибну вместе с другими». После окончания сражения капитану Семенову, которого застали в безнадежном состоянии, предложили переехать на берег. «Теперь не такое время, я умру здесь» — ответил капитан. Однако на другой день его переправили в госпиталь и через несколько дней он скончался, произведенный накануне смерти в следующий чин, и награжденный орденом.
Губернатор Рокасовский довел до сведения российского императора, что «комендант Гангеудда подполковник Моллер, мужеством и распорядительностью выше всякой похвалы, возбуждал в своих подчиненных истинное геройство. Император 13 мая собственноручно начертал: «Коменданта в генерал-майоры, а нижним чинам выдать по 3 знака отличия «Военного ордена» на каждую батарею и всем по три рубля серебром». Он так же повелел выслать Моллеру генеральские эполеты.
Сами англичане признали, что форт Густав-Адольф «жестоко отбивался» и что эскадре оставалось только продолжить свой путь на восток.
После ухода неприятельской эскадры Гангеуддские укрепления были разрушены. Дав мужественный отпор неприятелю, превосходившему их силой, с достоинством отстояв в честном бою укрепления, решено было упразднить их, так как экинесский отряд генерала Рамзая находился далеко и форты легко могли быть взяты с северной сухопутной стороны. 15 августа взлетел на воздух форт Мейнрфельд, за ним последовали остальные.
Начиная войну, иностранные державы провозглашали самые возвышенные принципы, много говорили о гуманных началах, о цивилизации, о справедливости, горячо восставали против «варварских обычаев». Их декларации объявляли о желании ослабить бедствия войны, ограничивая ее регулярными силами. Но едва эскадра вошла в Балтийское море, как во имя торговой свободы и неприкосновенности начались захваты купеческих судов и лодок ни в чем не повинных прибрежных жителей. У встречных рыбаков отбирали рыбу, тюлений жир, хлеб, дрова, не думая конечно об уплате. Рыбакам приходилось пускаться на хитрости. Хозяин захваченного на пути в Швецию судна, груженого маслом, сыром, мясом, стал причитать, что у него только что умерли от заразы все родные. Англичане, испугавшись болезни, все вернули и отпустили хозяина.
18 мая англичане на трех фрегатах подошли к городу Брагестаду. Приблизившись к судам, стоявшим на рейде и прогнав всех рабочих с верфи, они предали все огню. Брагестад не погиб в пламени только благодаря тому, что ветер дул от города к верфи. Огонь погас только через сутки. Город опустел. На донесении губернатора Рокасовского 23 мая об истреблении огнем Брагестада Император собственноручно написал: «Разбойники».
20 мая жители города Улеаборга с берега наблюдали за попытками неприятельских судов проникнуть на рейд. И вдруг 4 корабля быстро и смело пошли вперед по надлежащему фарватеру. Впоследствии выяснилось, что суда повел лучший лоцман города Ананий Михельсон, отставленный от службы за пьянство и захваченный англичанами по пути в Торнео. Депутация от города встретила англичан на пристани, объявив, что в городе нет войск. Было зачитано воззвание адмирала Гинвея Пломриджа: «Английский адмирал не намерен тревожить или обижать частных лиц и их имущество. Он намерен истреблять только крепости, военные снаряды, корабельные припасы и собственность императора России. Английский адмирал желает, чтобы женщины и дети были удалены от города». Объявив стратегическим материалом деготь, корабельный лес, пеньку, солдаты противника уничтожили склады, корабли верфи, оборонительные средства. По потребительской торговле Улеаборгу принадлежало второе место в Финляндии. Грабительский набег англичан убил торговлю, превратил склады в пепел. Михельсон не только указал путь к городу, но и открыл неприятелю места, в которых жители укрыли свое имущество. 23 мая эскадра подняла якорь и покинула Улеаборг.
26 мая в три часа пополудни два английских пароходо — фрегата показались ввиду города Гамле-Карлебю. Бургомистр, вышедший на баркасе навстречу неприятелю, заявил, что не может допустить англичан к берегу, и те пригрозили взять город силой. В 11 часов вечера началось наступление. Два орудия подвижной гарнизонной артиллерии, две роты финляндского линейного № 12 батальона и до 100 человек жителей отразили атаку. Руководивший делом генерал Вендт, был известен как прекрасный строевой офицер, умевший внушить подчиненным уважение к себе и поддерживать порядок во вверенной части. Особо отличившиеся при обороне жители города коммерции советник Доннер и крестьянин Канконнен были отмечены в императорском указе.
Императорским указом орденами и медалями были награждены многие участники сражения. Особым рескриптом от 9 июня 1854 г. Высочайшая благодарность была объявлена всем жителям города, принимавшим участие в отражении неприятеля. Вазанский губернатор Веллен торжественно вручил горожанам царскую грамоту. «26 мая никогда не изгладится из нашей памяти, и полученную грамоту мы с гордостью передадим потомкам», – сказал представитель города, получая награду.
После сражения при Гамле-Карлебю английские суда из флотилии адмирала Пломриджа стали опасаться подходить к берегу. Они теперь везде ожидали подобной встречи. Лишь после прибытия из Франции группы войск, готовой к ведению боевых действий на суше, началась осада Аландских островов. «Вот где – на Аландских островах, довелось возобновиться борьбе Франции с Россией, прерванной в Париже» (Ф.И. Тютчев)
При той степени незаконченности, какую представляла система Аландских укреплений, Бомарзунд не мог даже называться укреплением ни в научном, ни в практическом смысле. Его вооружение по калибру орудий и по количеству пороха являлось скорее мнимым, чем действительным.
Гарнизоном крепости Бомарзунд, в котором не насчитывалось и двух тысяч человек, командовал полковник артиллерии Яков Андреевич Бодиско, происходивший из дворян Орловской губернии. Поступив на службу в 1811 г., 17-летним юношей, он участвовал в сражениях при Тарутине, Вязьме, Дрездене и в других мелких схватках, находясь в войсках, преследовавших французов до Парижа. По оценке его современников и начальства, он не обладал ни особой энергией, ни особыми умственными способностями, но всегда отличался усердием по службе и благородством чувств.
9 июля к крепости Бомарзунд подошли неприятельские суда. На крепость было выпущено колоссальное число снарядов. Но и крепость ответила не менее губительным огнем. Суда неприятеля сильно пострадали. После 3-х часовой перестрелки неприятельские суда вынуждены были удалиться.
На рапорте командующего войсками с изложением дела 9 июля Император собственноручно написал: «Публиковать. Хорошее дело. Всему гарнизону по 1 руб. серебром». Комендант Бодиско был произведен в генерал-майоры.
Шведский король Оскар I узнав о бомбардировке Бомарзунда, сказал: «Слава богу, это война, но жечь и разорять, как это делали в Брагезунде и Улеаборге – варварство, недостойное нашего времени».
С 10 июля англо-французский флот, блокируя острова, стоял перед фортом, ожидая прибытия десанта. 26 июля, сосредоточив вокруг островов около 30 тысяч войск, союзники начали высадку 11-тысячного отряда. 28 июля с адмиральского судна «Бульдог» был сделан первый выстрел и разгорелся бой. Сопротивление было доведено до пределов, за которыми начинается бесполезная потеря войск. После пятидневной осады Бомарзунд сдался. В форт приехал генерал Барагэ д-Эллие. Он обращаясь к Бодиско сказал: «Генерал, вы вели себя, как храбрый воин, при Вас и ваших офицерах останутся шпаги». Но после столь высокой похвалы Барагэ д-Эллие получил достаточно выразительный ответ: «Я вынужден был решиться на сдачу, ибо оружия наши были неравны и все ожидали случая помериться на штыках».
Гарнизоны из главного форта и трех башен, по взятии в плен, были перевезены на англо-французские корабли, и часть пленных, назначенных в Англию, отправлена туда 5 августа, а другая часть, в том числе и генерал Бодиско с женой, 6 августа во Францию. Жены некоторых офицеров последовали, с согласия неприятельских начальников, со своими мужьями за границу. При сдаче Бомарзунда финские солдаты не отдавали свое оружие, а стремились их уничтожить.
В первое время после взятия крепости союзники принялись ее разорять. Так, в частности, была взорвана, а церковное имущество разграблено. Причем, ружья и колокола в качестве трофеев были доставлены в лондонский Тауэр. «Да это не русские колокола! — воскликнул Герцен, осматривая их в 1857 г. – На них шведская надпись». Были увезены медные пушки и ядра, а также ружья, которыми были завалены крепостные колодцы. Однако знамя 10-го финляндского линейного батальона все же обороняющиеся успели сжечь.
Взятию англо-французами крепости Бомарзунд Адам Мицкевич посвятил поэму «Auqustum ode in Bomersund captum».
18 августа Ф.И. Тютчев записал в своем дневнике: «На днях из иностранных, т.е. враждебных источников, узнали новость об окончательном занятии Аландских островов».
По взятии Аланда адмирал Непир прислал в крепость Свеаборг пароход под парламентским флагом с предложением выдать семейства защитников острова, жившие по деревням без достаточной защиты от неприятельского войска.
Генерал-лейтенант Рамсай отправил на встречу английским судам лейтенанта Костенкова на пароходе «Летучий». Бесстрашный лейтенант, проникнув в центр французской эскадры, встретился с вице-адмиралом Персеваль-Дюшеном, который с «французским благородством» взял «Летучий» под свою опеку. Лавируя между судами английской эскадры, Костенков пробрался в самый ее центр и встретился на флагманском корабле «Эдинбург» с главнокомандующим английской эскадрой. Пораженный отвагой молодого русского офицера, Непир несколько раз переспрашивал, каким образом решился он так смело и неожиданно явиться посреди его флота. Лейтенант дипломатично ответил, что рассчитывал на парламентерскую неприкосновенность.
На другой день с утра начали перевозить с захваченного острова на «Летучий» семейства пленных. Они жаловались на причиненные на берегу обиды и на расхищение имущества. Утром 27 августа в Або были доставлены 77 женщин, детей и крестьян и священник 10-го линейного батальона.
В продолжение своего пребывания в английской эскадре, лейтенант пользовался вниманием английских моряков, они соболезновали, что не могли предложить дружеских тостов, и желали скорее перемены обстоятельств.
Тотчас после капитуляции Бомарзунда отправлен был адмиралом Непиром пароход в Стокгольм, с предложением шведскому правительству принять Аланд и крепость в свое владение. По истечении пяти дней пароход возвратился из Швеции с отказом.
В ночь на 10 августа командующий Абосским отрядом генерал-лейтенант Рамзай, получив известие о приближении неприятеля, приказал отряду канонерских лодок 2-го батальона расположиться непосредственно за бонами. Начальник штаба шхерной гребной флотилии контр-адмирал Глазенап в своем донесении 18 августа писал: «В этом деле участвовали исключительно морские силы, ибо на действовавших береговых батареях командиры, прислуга орудий, резервы и сами орудия были морские». Канонерскими лодками командовал капитан 1 ранга Акулов. Император, узнав, что все участники боя заслужили поощрения, собственноручно написал на донесении 16 августа: «Дать на канонерские лодки, бывшие в деле, 12 знаков «Военного ордена» и участникам дела благоволение».
«Была рекогносцировка к Або, перестрелка с батареями и канонерскими лодками и тем кончилось. Что далее?» — написал 16 августа император губернатору Финляндии князю Меншикову, командовавшему в то время войсками на Кавказе.
Захват Бомарзунда — был единственным успешным делом союзного флота. Попытки десантов в финских портах Экенесе, Ганге, Гамле-Карлебю и Або закончились неудачей.
Взяв Бомарзунд, неприятель торжествовал. В английских газетных известиях говорилось: «В восемь дней мы уничтожили глыбы гранитных валов, которых камни нигде не могли устоять против нас». Упоение славой на Западе было всеобщим. В воображении обывателей Бомарзунд превратился в величественную крепость, от которой не осталось камня на камне.
Когда прошел пыл первого восторга, и когда французы и англичане ближе рассмотрели действительность, то она оказалась для них непривлекательной. Шум радости сменился раздражением, насмешками, укорами. Действия флота в Балтийском море стали называть вообще жалкими и смешными. Газета «Таймс» писала: «Английские пушки не говорили в Балтийском море. Они правда пошептали перед Бомарзундом, но вся Европа ждала того, чтобы голоса их раздались перед Кроншадтом и Свеаборгом. Трудно было нанести военной чести Англии на море более тяжелый удар, чем тот, который нанесен от событий в Балтийском море».
16 октября лондонская «Таймс» подвела итоги летней кампании 1854 г. на Балтике: «Флот выступил под парусами при восторженных кликах народа, который уже думал увидеть весь Петербург или по крайней мере уцелевшие остатки этого города. Европа ждала подвигов неустрашимого Непира, который, как она знала, не будет довольствоваться скромным завтраком в Кронштадте, а разом пойдет обедать в Петербург. Нужно было дождаться союзников, чтобы поделиться славой. Но пришлось вместе с ними присутствовать при печальном происшествии у Гангеудда. Карлуша был слишком счастлив, что при содействии будущего французского маршала мог овладеть Бомарзундом».
Мир искусства откликнулся на события войны. Художник В. Сверчков делал зарисовки непосредственно на месте событий. Уже в то время достаточно известный среди художников, и не только (в 1850 г. получил малую золотую медаль за картину «Внутренний караул в Зимнем дворце от лейб-гвардии Преображенского полка», выполненную по заказу самого Императора), он жил на острове Котка. Уже в апреле 1855 г. он издал в Петербурге альбом «Эскизы из войны в Финляндии 1854 года».
Художник И. Айвазовский, только что вернувшийся с Черного моря, где шли в то время кровопролитные бои, желая содействовать благотворительной цели «Санкт-Петербургского женского комитета для вспомоществования недостаточным семействам воинов, назначенных для защиты столицы и прибалтийских берегов», предоставил этому комитету написанные им 4 картины, изображающие Синопское дело, «с тем чтобы сборы за вход (по 25 копеек) обращены были в пользу лиц, вспомоществоваемых комитетом». Выставка была устроена в Петергофе, откуда можно было видеть дымы неприятельской эскадры.
Абосский архитектор Хиевиц подарил великому князю Константину Николаевичу картину, изображающую дело при Рунсалме (дело канонерских лодок с английскими пароходами 10 августа), за что был поощрен бриллиантовым перстнем.
Появились польки и вальсы, и романсы на современные мотивы: «Смех чухонца», муз. К. Лядова (Майнист плакал, горевал). И. Гунгль и А. Абрамович так же изощряли свои фантазии, составив «Чухонскую польку» на мотив «Плач чухонца». Заглавные листы нот были украшены рисунками финнов (финн в шляпе, финн приплясывающий) и т.д.
Наиболее пристойно из народного поэтического творчества выглядело стихотворение И. Татаринова «Непир у Кронштадта»:
Собралися англичане
Для повадки – францужане,
С Русью воевать
И пришедши в наше море
На свободе на просторе,
Ну лавировать.
Мы давно вас дожидаем
Уж гостинцы припасаем —
Здесь не Брагестад.
Нет, не взять, Непир, столицу,
На Крыловскую «Синицу»
Сходен богатырь.
Во второй половине августа домой, во Францию, отправился десантный отряд. В октябре из Балтийского моря ушли последние суда англо-французской эскадры. Кампания 1854 г. закончилась.
Примечания
[i] Бородкин М.М. Война 1854–55 гг. на Финском побережье. СПб., 1904; История Финляндии. СПб., 1908; Мехелин Л. Финляндия в 19 столетии. Гельсингфорс, 1894; Федоров Ф.А. Финляндия в ее нынешнем состоянии. СПб., 1855; Сверчков В.Д. Эскизы из войны в Финляндии 1854 года. СПб., 1954; Дюма А. Путевые впечатления в России. Т.1. М., 1993. С. 169.
Свежие комментарии